-
- offline
- Репутация: 0
- Сообщения: 19
- Зарегистрирован: Сб апр 18, 2015 5:33 pm
НИКИТА МЫРЛЕНКО, сотрудник правительства Севастополя, 25 лет:
«Я родился и вырос в Севастополе, все родственники у меня здесь и в России, на Украине никого нет. Украинский язык нам преподавали в школе, кажется, со второго по десятый класс, так что я им владею свободно. После школы я окончил севастопольский филиал Саратовского университета, по специальности работу найти не мог и пошел в «модельный бизнес» — в конце двухтысячных у нас это было очень развито. От лица местных девушек на сайте знакомств общался с иностранцами. В самый удачный месяц заработал 1100 долларов. Но через пару лет эта сфера пошла на спад, да и мне перестало везти — доставались все время толстые девушки, — и я стал искать нормальную работу. В администрацию Севастополя меня привел друг тети, устроил экономистом в одно из районных отделений. А через полгода появилась вакансия в жилищном отделе другого района, и я ушел туда. Рекомендации мне дали самые плохие — не сработался с коллективом, но единственным конкурентом был 21-летний парень в замызганной куртке, все время разговаривавший сам с собой. Мне кажется, он был душевнобольной.
На референдуме о статусе Крыма я голосовал за сохранение автономии в составе Украины — просто был страх перед неизвестностью. Но когда Аксенов и Чалый подписывали в Кремле договор о присоединении, было так круто! На работе сразу достали шампанское, украинский флаг сняли с древка и вместе с портретом Януковича убрали в шкаф, где они до сих пор и лежат. А я написал в «Фейсбуке»: «Спасибо, что я больше не Мыкита». Правда, в нашей компании я был в меньшинстве, в основном друзья, как и вся молодежь Крыма, только и делают, что ругают Россию. Кто-то в Севастополе на Новый год даже запускал фейерверки на час позже, то есть праздновал по киевскому времени. Четверо моих знакомых уехали, один даже в батальон «Киев-2» вступил — он страйкболом увлекался и всегда мечтал повоевать. Но большинство остались и работают в российских компаниях.
Новое гражданство нам на работе еще в апреле оформили. Ни имя, ни фамилию менять не разрешали, даже подпись требовали полностью повторить с украинского паспорта. Многие жаловались на ляпы и ошибки, но это без умысла, просто у паспортистов слишком большой объем работы был. В разгар обмена во все фотосалоны за час до открытия выстраивались огромные очереди. На замену номеров на машины и права тоже большая очередь, хотя еще год можно со старыми жить. У нас тут вообще страна очередей сейчас.
Моя зарплата выросла в несколько раз. При Украине я получал 1600 гривен, тогда это было примерно пять тысяч рублей. В марте прибавили, и стало 7500, а в августе — уже 15600 рублей. В конце декабря еще и премию дали, так что я получил сразу 19000, что для Севастополя много — тут многие 8-10 тысяч получают. Несмотря на рост цен, я могу сейчас себе больше позволить; еда и коммуналка раньше были дешевле, а вот техника дороже. После Нового года нам обещали зарплату еще повысить.
В последнее время мы стали чаще ездить на такси: 150 рублей за поездку отдать не жалко. Таксисты сейчас почти все из Донецка, приходится им дорогу показывать. Севастополь одним из первых объявил, что будет принимать беженцев с Донбасса. Их заселили в пустовавшее летом помещение интерната, а нас три дня в неделю отправляли туда работать. Встречались самые разные люди, от семей с беременными женщинами до приехавших на Lexus парней, которые спрашивали, как записаться на экскурсию. Вскоре беженцев стало так много, что для них построили лагерь у самого пляжа, потом лагерь свернули, но джипы с донецкими номерами встречаются до сих пор.
Сейчас почти все свободное время я провожу в спортзале, занимаюсь единоборствами. Когда отключают свет, мобильными телефонами выкладываем контур в зале и бьем по грушам. Перебои с электричеством начались в сентябре, а с недавних пор в наших районах свет отключают с интервалом два часа через два. Еще мобильная связь стала отвратительной: у меня стартовый пакет «МТС Россия», но на самом деле работает какой-то другой оператор, стоит дорого, 3G не работает, связь постоянно прерывается. А вот запрет на Visa и MasterCard меня не коснулся: проблемы возникли только у крупных банков, а я держу деньги в маленьком банке из Краснодарского края, открывшем здесь всего одно отделение. Знакомые, у которых карты заблокировали, выводят деньги через онлайн-кошелек Qiwi.
Внешне Севастополь почти не изменился. Улицы не переименовывали, только демонтировали памятник гетману Сагайдачному, а вот памятник Тарасу Шевченко оставили. Многие вывески до сих пор на украинском языке, но на госучреждениях таблички быстро поменяли — так торопились, что сперва тризубы просто заклеивали».
ИГОРЬ НЕЛЮБИН, концертный промоутер, 32 года, Симферополь:
«В симферополе есть такой персонаж — предприниматель Елисеев, у него здесь одноименное кафе. Абсолютно пророссийски настроенный гражданин, постоянно комментирует в «Фейсбуке» в таком духе: «Слава богу, что мы, великий российский Крым, отрываемся от вашего недогосударства. Мы тут за полгода отстроим свои дороги, все поменяем, все украсим». Так вот, в кафе у этого Елисеева до сих пор висит огромная вывеска с ценами в гривнах — за год не удосужился поменять. Впрочем, и сам город практически не изменился. Хотя люди, мне кажется, стали жить немного лучше. При Украине мой дедушка получал пенсию 2000 гривен (при том что много лет работал на Севере), а бабушка — 1600. Сейчас дедушка получает 26 тысяч рублей, а бабушка — 16. Пенсионеры, конечно, не могут поехать в Европу, но если раньше они реально выживали, то сейчас делают ремонт, ставят стеклопакеты в окна, покупают мебель. Хуже стало тем, кто был завязан на Украину в бизнесе. При этом кафе в Симферополе заполнены, и даже новые открываются, а это определенный показатель уровня жизни: все-таки люди не картошкой запасаются, а ходят есть в заведения. Хотя в ресторане, куда раньше я часто ходил, цены выросли в полтора-два раза.
Продукты тоже подорожали — в среднем, в полтора раза. Бывает, встречаю в сети фотографии пустых полок, но это касается лишь некоторых сетей — «Ашана», например. А в украинском «Сельпо» и «Фоззи» все примерно как всегда. Может, сортов сыра стало меньше или какие-то продукты сильно подорожали, но проблем с продовольствием, как и с алкоголем, точно нет.
Сильнее всего выросла аренда жилья — в три-четыре раза. Если раньше я платил за свою двушку 10 тысяч рублей, то теперь такая же квартира стоит порядка 30 тысяч. Связано это прежде всего с тем, что в Симферополе много приезжих, в основном россиян из госсектора и тех, кто решил переселиться в теплые края. Серьезно поменялись условия и в гостиницах: цены выросли в два-три раза, и если раньше можно было свободно заказать сразу несколько номеров за пару дней до заезда, то теперь приходится делать заказ за месяц.
После референдума с работой стало туго — концертов мало, далеко не все соглашаются ехать, да и людям не до этого. Даже обычно прибыльный курортный сезон оказался неуспешным: на Лепса и Стаса Михайлова пришло гораздо меньше людей, чем обычно. Зато было много государственных мероприятий, приезжали дорогие артисты, которые без господдержки в жизни бы сюда не попали: Театр на Таганке, например, дал по два представления в Ялте, Симферополе и Севастополе.
Туристов этим летом, по моим подсчетам, было вдвое меньше. Украина не пустила дополнительные поезда, водители на автостанциях жаловались мне, что им некого возить на южный берег — ездят почти пустые. При этом появилось много туристов из России, которые добирались паромом или на самолете. Но если бы не государственные программы по туризму, сезон, конечно, прошел бы совсем провально. Пострадали в первую очередь частники, владельцы маленьких гостиниц и домашних пансионатов. У моих друзей небольшой отель в Николаевке, и этим летом у них не было буквально никого — город был пустой, ведь Николаевку знали только украинцы».
«Я родился и вырос в Севастополе, все родственники у меня здесь и в России, на Украине никого нет. Украинский язык нам преподавали в школе, кажется, со второго по десятый класс, так что я им владею свободно. После школы я окончил севастопольский филиал Саратовского университета, по специальности работу найти не мог и пошел в «модельный бизнес» — в конце двухтысячных у нас это было очень развито. От лица местных девушек на сайте знакомств общался с иностранцами. В самый удачный месяц заработал 1100 долларов. Но через пару лет эта сфера пошла на спад, да и мне перестало везти — доставались все время толстые девушки, — и я стал искать нормальную работу. В администрацию Севастополя меня привел друг тети, устроил экономистом в одно из районных отделений. А через полгода появилась вакансия в жилищном отделе другого района, и я ушел туда. Рекомендации мне дали самые плохие — не сработался с коллективом, но единственным конкурентом был 21-летний парень в замызганной куртке, все время разговаривавший сам с собой. Мне кажется, он был душевнобольной.
На референдуме о статусе Крыма я голосовал за сохранение автономии в составе Украины — просто был страх перед неизвестностью. Но когда Аксенов и Чалый подписывали в Кремле договор о присоединении, было так круто! На работе сразу достали шампанское, украинский флаг сняли с древка и вместе с портретом Януковича убрали в шкаф, где они до сих пор и лежат. А я написал в «Фейсбуке»: «Спасибо, что я больше не Мыкита». Правда, в нашей компании я был в меньшинстве, в основном друзья, как и вся молодежь Крыма, только и делают, что ругают Россию. Кто-то в Севастополе на Новый год даже запускал фейерверки на час позже, то есть праздновал по киевскому времени. Четверо моих знакомых уехали, один даже в батальон «Киев-2» вступил — он страйкболом увлекался и всегда мечтал повоевать. Но большинство остались и работают в российских компаниях.
Новое гражданство нам на работе еще в апреле оформили. Ни имя, ни фамилию менять не разрешали, даже подпись требовали полностью повторить с украинского паспорта. Многие жаловались на ляпы и ошибки, но это без умысла, просто у паспортистов слишком большой объем работы был. В разгар обмена во все фотосалоны за час до открытия выстраивались огромные очереди. На замену номеров на машины и права тоже большая очередь, хотя еще год можно со старыми жить. У нас тут вообще страна очередей сейчас.
Моя зарплата выросла в несколько раз. При Украине я получал 1600 гривен, тогда это было примерно пять тысяч рублей. В марте прибавили, и стало 7500, а в августе — уже 15600 рублей. В конце декабря еще и премию дали, так что я получил сразу 19000, что для Севастополя много — тут многие 8-10 тысяч получают. Несмотря на рост цен, я могу сейчас себе больше позволить; еда и коммуналка раньше были дешевле, а вот техника дороже. После Нового года нам обещали зарплату еще повысить.
В последнее время мы стали чаще ездить на такси: 150 рублей за поездку отдать не жалко. Таксисты сейчас почти все из Донецка, приходится им дорогу показывать. Севастополь одним из первых объявил, что будет принимать беженцев с Донбасса. Их заселили в пустовавшее летом помещение интерната, а нас три дня в неделю отправляли туда работать. Встречались самые разные люди, от семей с беременными женщинами до приехавших на Lexus парней, которые спрашивали, как записаться на экскурсию. Вскоре беженцев стало так много, что для них построили лагерь у самого пляжа, потом лагерь свернули, но джипы с донецкими номерами встречаются до сих пор.
Сейчас почти все свободное время я провожу в спортзале, занимаюсь единоборствами. Когда отключают свет, мобильными телефонами выкладываем контур в зале и бьем по грушам. Перебои с электричеством начались в сентябре, а с недавних пор в наших районах свет отключают с интервалом два часа через два. Еще мобильная связь стала отвратительной: у меня стартовый пакет «МТС Россия», но на самом деле работает какой-то другой оператор, стоит дорого, 3G не работает, связь постоянно прерывается. А вот запрет на Visa и MasterCard меня не коснулся: проблемы возникли только у крупных банков, а я держу деньги в маленьком банке из Краснодарского края, открывшем здесь всего одно отделение. Знакомые, у которых карты заблокировали, выводят деньги через онлайн-кошелек Qiwi.
Внешне Севастополь почти не изменился. Улицы не переименовывали, только демонтировали памятник гетману Сагайдачному, а вот памятник Тарасу Шевченко оставили. Многие вывески до сих пор на украинском языке, но на госучреждениях таблички быстро поменяли — так торопились, что сперва тризубы просто заклеивали».
ИГОРЬ НЕЛЮБИН, концертный промоутер, 32 года, Симферополь:
«В симферополе есть такой персонаж — предприниматель Елисеев, у него здесь одноименное кафе. Абсолютно пророссийски настроенный гражданин, постоянно комментирует в «Фейсбуке» в таком духе: «Слава богу, что мы, великий российский Крым, отрываемся от вашего недогосударства. Мы тут за полгода отстроим свои дороги, все поменяем, все украсим». Так вот, в кафе у этого Елисеева до сих пор висит огромная вывеска с ценами в гривнах — за год не удосужился поменять. Впрочем, и сам город практически не изменился. Хотя люди, мне кажется, стали жить немного лучше. При Украине мой дедушка получал пенсию 2000 гривен (при том что много лет работал на Севере), а бабушка — 1600. Сейчас дедушка получает 26 тысяч рублей, а бабушка — 16. Пенсионеры, конечно, не могут поехать в Европу, но если раньше они реально выживали, то сейчас делают ремонт, ставят стеклопакеты в окна, покупают мебель. Хуже стало тем, кто был завязан на Украину в бизнесе. При этом кафе в Симферополе заполнены, и даже новые открываются, а это определенный показатель уровня жизни: все-таки люди не картошкой запасаются, а ходят есть в заведения. Хотя в ресторане, куда раньше я часто ходил, цены выросли в полтора-два раза.
Продукты тоже подорожали — в среднем, в полтора раза. Бывает, встречаю в сети фотографии пустых полок, но это касается лишь некоторых сетей — «Ашана», например. А в украинском «Сельпо» и «Фоззи» все примерно как всегда. Может, сортов сыра стало меньше или какие-то продукты сильно подорожали, но проблем с продовольствием, как и с алкоголем, точно нет.
Сильнее всего выросла аренда жилья — в три-четыре раза. Если раньше я платил за свою двушку 10 тысяч рублей, то теперь такая же квартира стоит порядка 30 тысяч. Связано это прежде всего с тем, что в Симферополе много приезжих, в основном россиян из госсектора и тех, кто решил переселиться в теплые края. Серьезно поменялись условия и в гостиницах: цены выросли в два-три раза, и если раньше можно было свободно заказать сразу несколько номеров за пару дней до заезда, то теперь приходится делать заказ за месяц.
После референдума с работой стало туго — концертов мало, далеко не все соглашаются ехать, да и людям не до этого. Даже обычно прибыльный курортный сезон оказался неуспешным: на Лепса и Стаса Михайлова пришло гораздо меньше людей, чем обычно. Зато было много государственных мероприятий, приезжали дорогие артисты, которые без господдержки в жизни бы сюда не попали: Театр на Таганке, например, дал по два представления в Ялте, Симферополе и Севастополе.
Туристов этим летом, по моим подсчетам, было вдвое меньше. Украина не пустила дополнительные поезда, водители на автостанциях жаловались мне, что им некого возить на южный берег — ездят почти пустые. При этом появилось много туристов из России, которые добирались паромом или на самолете. Но если бы не государственные программы по туризму, сезон, конечно, прошел бы совсем провально. Пострадали в первую очередь частники, владельцы маленьких гостиниц и домашних пансионатов. У моих друзей небольшой отель в Николаевке, и этим летом у них не было буквально никого — город был пустой, ведь Николаевку знали только украинцы».